Отражение. Зеркало войны  - Галина Гончарова

Вот сейчас-то Ифринский и пожалел, что не слушался маркиза, сейчас одумался, но было поздно. Непоправимо поздно.

Иуда в любом мире найдет себе осинку.

Каган Хурмах обвел глазами свое войско, уже забыв о приговоренных им подлецах.

– Привал на три часа, потом опять в путь! Мы идем за головой Торнейского! К Дорану!

Аллодия, Аланея

С мужчиной средних лет Варсон Шефар столкнулся прямиком на пороге лавки. И не просто столкнулся, а еще сделал так, чтобы тот уронил мешок с мясными костями.

Получилось. Мешок не просто упал, часть костей еще и на пол высыпалась. Варс тут же опустился на колени и принялся собирать их.

– Прости, друг…

Тот самый слуга из того самого дома хмурился.

– Смотреть надо, куда прешь!

– Прости… моя вина. Поспешил… просто мою красотку на улице надолго не оставишь.

– И ходил бы без бабы.

Мужчина ворчал уже скорее по привычке, без злобы. Так… для порядка.

Варсон играл настолько достоверно, что сам себе верил. Безобидный он! Хороший, белый и пушистый! Где чешуя? Все вам показалось! Вот!

Слуга выглянул за дверь – и через минуту вернулся.

– Погоди. Это – твоя?..

Было чем восхищаться, было.

Сучку Варсон одолжил у знакомого, который занимался их разведением. Шемальская борзая… Очаровательное создание, с узкой и длинной мордой, роскошной шерстью и громадными карими глазами. Тонкая, длиннолапая, изящная… да половине баб в Аланее до нее как до Шемаля!

– Моя красотка! – Варсон приосанился, хоть на полу это и сложно было сделать. – Скажи, хороша?

– Не то слово! Как зовут?

– Ирис…

– А…

– Ирис! Свой!

Варсон отдал команду и довольно улыбнулся, глядя, как нелюдимый слуга восторженно гладит красавицу борзую, заглядывает ей в пасть, поднимает лапы…

Это еще не конец. Через пару часов два собачника и выпить вместе успеют, и подружатся. А там и до визитов в домик недалеко…

Варсон принял слова Бариста близко к сердцу и собирался размотать клубочек от начала до конца. Лишь бы королю выжить удалось, но это уж дело Тальфера. А он что сможет – то сделает.

* * *

Барист тоже не сидел сложа руки и не молился за выздоровление короля. Он работал.

Составлял указы и проекты, кратенько зачитывал его величеству содержание, потом король подписывал, а Барист ставил печати.

Найджел там, не Найджел, уж простите! Голода в стране допускать нельзя!

Его величество чувствовал себя отвратительно, но умирать пока не собирался. Мучился головными болями, и жуткими, его тошнило, постоянно требовалась ночная ваза…

Барист мог бы пролить свет на причину этих явлений, но предпочитал молчать. А что тут скажешь? Ваше величество, сын вас травит, а подручный лекаря, по моему приказу, поит слабительным и рвотным, чтобы хоть часть яда не всосалась. Так, что ли?

Барист подозревал, что после таких заявок он проживет недолго. Сначала король его пришибет. Собственноручно. А потом и сам загнется от усилий.

Чем это должно кончиться? И есть ли какой-нибудь выход?

Идея у Бариста была. Дождаться маркиза Торнейского. Боги милостивы, вернется он, не помрет, не таков Торнейский, чтобы степняки его сожрали, а Барист ему все и выложит. Хорошо бы с доказательствами.

Торнейский – не трепетная девица, у него силенок хватит и Найджела от отца убрать, и власть перехватить, если что…

Вот последний пункт вызывал самые большие сомнения.

Власть перехватить можно. Что с ней дальше делать? Торнейский – бастард. Пусть королевский, это все равно пятно, с таким на троне не сидят. Адарон не одобрит. Никогда.

И его дети, и его внуки, и вообще… всей линии Торнейских трон недоступен. Укреплять союзы годится, а править – уже нет. И что делать?

Его величество не сможет даже сделать наследника, это Барист понимал отчетливо. Более чем. И если бы даже сумел, остается яд. В который невесть что намешано. И из-за которого ребенок может родиться слабым, уродливым, вообще мертвым – это если яд еще не убьет семя в теле короля.

Остается Найджел.

Срочно его женить на ком-то достаточно сговорчивом, получить потомство, а дальше – принца в монастырь, при малолетнем правителе назначить регента? Маркиза Торнейского, к примеру?

Замечательный выход. Только что делать с Дилерой Эларской? Вряд ли она согласится на нечто подобное… ее отец будет в восторге, чихнуть не успеем, как Риний подгребет под себя и Аллодию, а там и внуку несчастный случай устроит, и на трон кого из своих сыновей посадит… ну уж – нет!

Тальфер любил свою страну, может, своеобразно, но любил, и королю был предан, и вообще, любые потрясения – это финансовые убытки для его страны. Для соседних прибыль, но ему-то с того – что? Ему Аллодия важнее! Не нужно тут никакого Риния. От Шарлиз Ролейнской, похоже, решительно избавились, вот и от второй бы так же… сволочи эти степняки, не могли они два корабля перехватить! Как есть – сволочи!

Барист потер подбородок.

А где сказано, что Дилера обязана выйти замуж за Найджела? Этого все хотят, но мало ли кто и чего желает? А если принцесса полюбит другого? Увлечется или просто будет скомпрометирована?

Барист хмыкнул.

Ага, как же… в голове у мужчины принялась оформляться ИДЕЯ. Да, именно так, с больших букв и страшноватая, но ведь может сработать?

Еще как может!

А сегодня Найджел еще не приходил, это хорошо…

* * *

Если бы Варсон Шефар сейчас увидел Бариста, он бы хохотал в голос. То, что у Варса получалось легко и непринужденно, у Бариста вышло со скрипом и треском. Но вышло же?

Принц действительно навестил отца, посидел рядом, побеседовал, выпил с ним травяного отвара… хорошо хоть, мальчишка-лекарь бдил, и как только принц уйдет, его величество тут же получит промывающее, прочищающее и большой клистир. А сам Барист притаился за занавеской, в ожидании…

Ага.

Найджел уходит.

Шаг, второй, третий… Барист выворачивает из-за угла, спотыкается, и летит Найджелу под ноги. И распластывается самым унизительным образом, как морская звезда. Попа кверху, ноги врозь, специально захотел бы – так не раскорячился, но каблук, сволочь, подвернулся! И Барист еще и носом приложился.

Лежал и ощущал, как на мрамор стекает кровь. Аккурат к начищенным до блеска сапогам принца.

Найджел хмыкнул.

Толстяка он не любил, но… в таком виде Барист вызывал не неприязнь, а насмешку. Не ироничный и умный мерзавец, которого постоянно хвалит отец, а какая-то подушка задастая… Джель не был злобным по натуре своей, ему достаточно было разового унижения врага. И злопамятным тоже он не был. И вообще…